Пожар на пепелище

14 июля в Петербурге на набережной Лейтенанта Шмидта, 31 случился пожар. Почти сразу в соцсетях появилось сообщение, что сгорела располагающаяся по этому адресу детская музыкальная школа №11. Та самая Василеостровская школа, в которой существовал уникальный в своём роде класс композиции, организованный педагогом-легендой Жанной Лазаревной Металлиди. Учился у неё и я.

К счастью, вскоре выяснилось, что всё не так страшно: с огнём удалось справиться и здание уцелело - спасибо пожарным и безветренной погоде.

На самом деле в Петербурге горел особняк Утемана, и, как ни трудно об этом говорить, данное обстоятельство всё-таки первично.

Василеостровская музыкальная школа связана в моей памяти с самым счастливым временем моего детства, во многом благодаря ей я стал тем, кем стал. К тому же это место было очень красивым. Набережная Невы, уютный дом, внутри парадная лестница резного дуба, перекликающийся с ней потолок в одной из комнат, настенная живопись, изящный эркер...

Эта и другие фотографии находятся в свободном доступе в интернете

О том, почему в этом доме такая лестница, такой эркер, такие картины, я как-то не задумывался. Мне, десятилетнему самоучке, попавшему из гнилого питерского двора и коммуналки с печным отоплением в сладкозвучный райский сад, вся эта роскошь казалась совершенно естественной: именно так должно было выглядеть сказочное место, где работали лучшие на свете педагоги – мои учителя. Думать иначе я не мог, и для меня тогдашнего это, конечно, к лучшему.

Но сейчас... Сейчас-то я знаю: вся эта красота обитала там не потому, что была предназначена для храма музыки. Красота была украденной. Разорённой и почти  уничтоженной.

Особняк на набережной Лейтенанта Шмидта (прежде – Николаевской набережной) до Октябрьского переворота принадлежал Францу Францевичу Утеману – действительному статскому советнику, совладельцу кампании «Треугольник» и обувной фабрики «Скороход», председателю правления Российско-Баварского пивоваренного общества, члену совета директоров крупного банка, владельцу многих объектов столичной доходной недвижимости.

Его отец Франц Карл Людвиг Утеман прибыл в Санкт-Петербург из Пруссии в 1866 году и приобрёл небольшой дом на набережной Большой Невы. В 18-19 веках, да и в начале 20-го Васильевский остров был местом, где охотно селились немцы, не только остзейские, но и выходцы из других германских государств. Именно поэтому некоторые уголки Острова до сих пор сохраняют странно-нерусский облик: двух-трёхэтажные каменные особняки с балконами по фасаду, позади каждого такого дома (угадывается) аккуратный тенистый сад; в глубине двора располагались служебные помещения.

Один из таких особняков и купил, а затем перестроил Франц Утеман. Конечно, не сам – этим занимался известный архитектор Роберт Андреевич Гёдике, он же создал проект роскошной парадной лестницы внутри особняка. Поднимаясь по лестнице, можно было любоваться работами модного художника Юлия Клевера, выполненными в энкаустической технике, той самой, в которой создавались в античные времена знаменитые «фаюмские портреты». Все три пейзажа кисти Клевера, кстати, до сих пор остаются на своём месте (вероятно, потому, что отделить их от поверхности стен не представлялось возможным), чего не скажешь об остальных картинах и других произведениях искусства из собрания этой семьи. 

Франц Утеман не только преуспел в бизнесе, но и увлёкся коллекционированием, а удалившись на покой, передал сыну свою долю в предприятиях. Утеман-младший унаследовал деловые таланты отца и его тягу к прекрасному. Он мог позволить себе многое, к тому же Франц Франциевич породнился с семьёй Фердинанда Краузкопфа, основателя «Товарищества Российско-Американской резиновой мануфактуры»,  владевшего гигантской фабрикой по выпуску резиновых изделий (получившей затем название «Треугольник»). в 1910-х годах «Треугольник» производил свыше пяти миллионов пар галош в год, не говоря уже обо всём прочем. «Товарищество Российско-Американской резиновой мануфактуры» процветало и выплачивало своим пайщикам щедрые дивиденды.

Как и подобает миллионеру, Франц Франциевич Утеман сделался филантропом и активно занимался благотворительностью – например, являлся действительным членом комитета, на попечении которого находился Василеостровский детский приют св. Ольги и училище, где сироты обучались разным ремёслам.

Вскоре после Октябрьского переворота Утемана лишили всего имущества, и ему вместе с семейством пришлось эмигрировать. Такая же судьба постигла Фердинанда Краузенкопфа; оба прожили после этого недолго. А особняк на набережной был отдан под детский дом – сирот в России стало намного больше, чем прежде. Музыкальной школе здание было передано только через пятьдесят лет, к этому времени от великолепной внутренней отделки дома почти ничего не осталось.

Прошло ещё четверть века, и история сделала очередной зигзаг, наша страна разочаровалась в химере всеобщего равенства и стала вновь называть себя Россией. Но – поразительное дело – НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ВЕРНУЛИ! Спрашивается: почему? Разве это не долг государства-правопреемника – извиниться перед потомками всех тех, кто был ограблен предшественниками, и содействовать, насколько возможно, восстановлению справедливости?

В 1990-х, когда многие воодушевлялись надеждами на постепенное возвращение России к нормальной жизни, этого сделано не было. Так не в том ли причина наших нынешних бед?

Мне могут возразить: если бы законным наследникам миллионера Утемана вернули то, что было отобрано у их прадеда, в частности дом на набережной Невы, дети, которые сейчас там учатся, лишились бы возможности заниматься музыкой. Но вот это как раз была бы работа государства – организовать всё таким образом, чтобы интересы учащихся, преподавателей и в целом музыкального образования не пострадали. И потом, кто сказал, что правнуки мецената и благотворителя, получив назад имущество своего предка или хотя бы достойную компенсацию, вышвырнули бы детей и педагогов на улицу? В конце концов, поддержка искусства была важной сферой деятельности российских предпринимателей, и законные владельцы «Треугольника» не были исключением. Франц Утеман интересовался по преимуществу живописью, но трое других директоров компании в начале 20-го века финансировали на безвозмездной основе знаменитые симфонические концерты А. И. Зилоти, и это только один из примеров.

В особняке Утемана второй год ведутся реставрационные работы – и на днях он чуть не погиб вместе со своей изумительной лестницей, картинами, деревянным кессонированным потолком и, между прочим, музыкальными инструментами. Хорошо, что «чуть не». Другой дом, загородный, в усадьбе Волковицы, стал жертвой пожара ещё в 1980-х. Там устроили общежитие для рабочих местной птицефабрики, но, как утверждают очевидцы, плохо приспособленное для такого использования деревянное здание было сожжено кем-то из временных жильцов ради получения квартиры в строящемся неподалёку пятиэтажном «городском» доме.

У фабрики «Скороход» ныне совсем другие владельцы. Впрочем, обувное предприятие с почти полуторавековой историей недавно обанкротилось, и теперь его здания будут перепрофилированы: на этом месте появится современный развлекательно-деловой квартал с пешеходной улицей, офисами, магазинми, ресторанами и т.д.

Производственные корпуса Российско-Баварского пивоваренного акционерного общества сейчас в основном снесены, остались только исторические фасады; на фоне новых зданий, выстроенных в современном унифицированно-минималистическом стиле, они смотрятся диковато. До этого достигшими нужной кондиции заводскими ландшафтами с удовольствием пользовались кинематографисты, когда им нужно было изобразить разрушенные немецкие города накануне падения Третьего рейха.

Фабрика «Треугольник» превратилась сперва в «Красный Треугольник» (советским аналогом Nokia она при этом не стала), а затем в руины – здесь тоже можно снимать кино о войне. Может быть, и снимают. 

А мы... мы остаёмся на пепелище наших сгоревших надежд.