О том и так, как надо

Да простят меня друзья-музыковеды, но с тех пор, как миновал счастливый отроческий период, когда я с маниакальностью неофита готов был поглощать не только любую классическую музыку, но и любые тексты о ней, я не так уж часто утруждаю себя чтением музыковедческих трудов. Разве что если автор статьи или книги мой друг. И дело тут не в снобизме и не в лени. Просто мне теперь достаточно самой музыки: я слышу в ней то, что слышу, и знаю о ней то, что знаю. Багаж этого слухового опыта и этого знания заставляет меня мысленно восклицать в стиле Достоевского: «Не про то говорите, господа, и пишете вы не о том!». 

Но тем сильнее бываю я впечатлен, соприкоснувшись с музыковедческим текстом, в котором говорится «о том» и так, как надо. Одним из таких ярких впечатлений стала для меня недавно прочитанная статья «Парадоксы бытовой музыки» (автор - доктор искусствоведения, профессор Ростовской консерватории Александр Яковлевич Селицкий). Опубликована эта умная и превосходно написанная работа в журнале «Музыкальная психология и психотерапия» № 6, 2010. Статья довольно длинная, но я прочитал ее с упоением, на одном дыхании. Вот лишь одна выдержка оттуда:

«Собственно говоря, первый парадокс – назовем его парадоксом статуса – мы уже обозначили: бытовая музыка зачастую третируется в профессиональной среде как заведомо второсортная. Имени И. Штрауса не найдешь в учебнике по музлитературе. В ряду вузовских спецкурсов куда легче представить себе «историю оперы», чем, к примеру, «историю танца». А ведь общеизвестно: музыке быта (наряду с обрядовой музыкой и фольклором) не бытовые жанры обязаны очень и очень многим. В первую очередь – самим фактом своего рождения.

Более того, эти жанры появились на свет в качестве именно бытовой музыки и лишь по достижении зрелости покинули колыбель. И опера на собраниях Флорентийской камераты в доме синьора Якопо Корси, и симфония во дворце князя Миклоша Эстерхази были музыкой быта. Вспомним, что и квартет, сегодня один из самых элитарных жанров академического искусства, с трудом пробивал себе дорогу на концертную эстраду: долгое время считалось, что это музыка сугубо домашняя.

Не требует долгих пояснений и тот факт, что все без исключения «высокие» жанры во все века не только не захлопывали ворота перед бытовой интонацией, по подчас жадно искали встречи с ней. Найденное могло возвышаться и воспарять над банальностью (как у Чайковского) или, наоборот, снижаться, когда черты банальности «подчеркнуты с нажимом» (Малер, «Шестерка», Шостакович), по его поводу могли возникать ностальгические настроения, – в данном случае цели использования не так важны.

Важнее общий вывод: без таких «инъекций» музыка академической традиции редко может рассчитывать на долголетие и слушательское внимание. Тоже, если угодно, парадокс: «беспородный» материал служит выражению «аристократической» – тонкой, глубокой художественной идеи. «Когда б вы знали, из какого сора...». Все это похоже на житейскую ситуацию: человек, вышедший «из низов» и выбившийся «в люди», не афиширует своего происхождения, стыдится деревенских родственников, а они при этом неизменно оказывают ему материальную помощь». (Прочитать статью целиком можно на этом сайте ).

Здесь все бьет в самую точку, но особенно это: «без таких «инъекций» музыка академической традиции редко может рассчитывать на долголетие и слушательское внимание».

Сходную мысль и даже в похожих выражениях я не раз пытался довести до сознания некоторых своих собеседников в те времена, когда еще посещал форумы, где убивают лишнее время композиторы, музыковеды и – изредка – интересующиеся новой музыкой любители. Увы, не преуспел. Из этих бесплодных дискуссий я вынес убеждение, что в головы моих сегодняшних оппонентов, подобно чипам, внедрены примерно те же основополагающие тезисы, которые внушались мне моими педагогами еще в музыкальном училище.

1) Современная музыка принципиально отличается от всего, что создавалось раньше, и прежние законы композитору теперь не писаны.

2) Современная «легкая» музыка – это попса, отрыжка общества потребления, и уважающий себя серьезный композитор не может опускаться до интереса к ней, разве что с целью создания злобной пародии на оную.

3) Современная публика – это, в большинстве, «ширнармасса», добиваться внимания которой для композитора просто унизительно.

4) Тот, кто с этим не согласен, – мракобес, ретроград и «жданов», и место ему в 1948 году.

Между тем, совсем неважно, какое на дворе столетие: 21-е, 20-е или 16-е: музыка в любом случае не может рождаться в пробирке, в стерильных условиях, не зависящих от интонационного словаря эпохи. Композитор не должен брезгливо отгораживаться от бытовой музыки своего века. Наоборот, его задача (и хорошо бы преподаватели профильных факультетов объясняли это студентам!) – превратиться в огромное чуткое ухо, принимающее в себя абсолютно все, чтобы потом с помощью своего таланта, мастерства и интуиции произвести необходимую селекционную работу по вычленению и скрещиванию самых разных элементов. В том числе элементов бытовой музыки, от фокстротов и песен наших родителей и дедов до саундтреков к фильмам, которые смотрят наши дети.

Соответственно, новаторство – это вовсе не то, чем занимаются в «экспериментальных лабораториях современной музыки» люди, по трагической ошибке получившие диплом консерватории, а не технического вуза. Суметь найти новую, оригинальную комбинацию элементов, которые на слуху у всех, и вылепить из этого сырья нечто свое уже в академическом жанре – вот что значит быть современным композитором. И композитором вообще.