Размышления о погоде

09.12.2016

В качестве преамбулы.

Не скрою, мне было приятно получить так много положительных откликов на мое эссе «Баловень фортуны». Но вместе с розами нам частенько достаются и шипы. На этот раз они приняли вид двух весьма сердитых посланий от неких дам-музыковедов. Меня упрекают в ненаучном, недостаточно академическом подходе к истории музыки, а также в амикошонстве с маэстро Масканьи, панибратстве в отношении Бизе и, что гораздо опаснее, в фамильярничании с Вагнером. И вообще в музыкальном антигерманизме. 

Последнее обвинение меня не на шутку встревожило. Пришлось успокаивать себя изрядной порцией Брамса. Наконец, после проигрывания моего любимого Интермеццо До-диез минор, я обрел некоторое равновесие и попытался рассуждать здраво.

–Ну, положим, мои отношения с упомянутыми великими композиторами – это наше с ними личное дело, никого не касается. Но что если мои прекрасные обвинительницы правы в другом? Вдруг я в своих писаниях и впрямь недостаточно академичен? А если кто-нибудь решит, что я недостоин своего консерваторского диплома, что тогда? – подумал я холодея. И тут же дал себе слово исправиться и начать новую жизнь. И впредь быть всегда во всем серьезным… ну, например, как Брамс. Для почина я написал нижеследующий текст, который, искренне надеюсь, на этот раз отвечает всем высоким стандартам научности и академизма.

* * * * *


Нет ничего удивительного в том, что операцию по реформированию оперы, этого детища солнечного итальянского мелодизма, осуществляли немецкие композиторы – люди серьезные и добросовестные, с характером нордическим, стойким. Я уверен: причиной всему климат. В XIX веке глобальное потепление ведь еще не было анонсировано. Это теперь в декабре в Европе везде тепло… во всяком случае, должно быть тепло, судя по заверениям ученых. А тогда никто и надежд на это не питал. Что оставалось делать бедному немецкому интеллектуалу, который носа не мог высунуть на улицу холодными ненастными вечерами? Только симфонии писать (если есть охота к музыке) да философствовать про закат Европы и сумерки богов. Выпьет он, к примеру, шнапсу с пивом, почувствует себя богом, гордо так выпрямится, устремит свой взор сквозь окно в Европу (в Германии из всех окон Европа видна), а там… низкая облачность, дождь и сплошные сумерки. Ну и как жить? Как творить в таком климате?

В России и то приятнее, зимой белый искрящийся снег глаз радует. Хоть сейчас про Снегурочку оперу пиши или про ночь перед Рождеством. Французы тоже неплохо устроились. Конечно, и «далеко, на севере – в Париже быть может небо тучами покрыто». Но это меццо-сопрано Лауре в одна тысяча шестьсот каком-то году казалось, что Париж от Гренады и Севильи далеко. А в XIX веке это было уже не расстояние. Да и до Италии из Парижа рукой подать. Не только певицам, но и композиторам было очень удобно. Получил Римскую премию – и поезжай себе, грейся, набирайся сил для «Кармен». А когда в Париже наставала утомительная летняя жара, каждый француз норовил, наоборот, съездить проветриться в Германию, заодно и какой-нибудь сюжет для оперы у немцев стянуть. Французы они такие. «Фауста» вот украли.

Но, конечно, лучше всего в то время композиторам жилось все-таки в Италии, с ее благодатным климатом и легким вином, прямо-таки исторгающим из сердца красивые мелодии! И вот что самое обидное: за это – то, что у итальянцев получалось само собой, без всяких усилий, их композиторам очень неплохо платили! Парижане и петербуржцы в особенности. Итальянцы ведь даром ни нотки вам не напишут. Горланить песни свои неаполитанские – это сколько угодно, а за оперы пожалуйте денежку. Не то что немцы с австрийцами: написал симфонию длиною в жизнь (в переводе на музыкальное время это где-то час) – и в стол. Написал еще одну – и снова в стол. Благо столы в XIX веке были вместительные, как у Брукнера. Но прибыли с этого занятия выходило, прямо скажем, немного. А ведь сколько вложено труда! Несправедливо…

Но ничего, проблему справедливости немцы в конце концов решили. Путем реформирования оперы, естественно. Благо опыт в плане Реформации у них уже был накоплен богатый. Сначала потренировались на католической церкви, а потом взялись за оперу. Наполнили ее истинно немецким, по погоде, содержанием и загрузили симфонизмом по самое некуда. А симфонизм – штука опасная, в нем увязнешь только так… (про «вязкость» лучше у Эрнста Кречмера почитать, он хорошо объясняет). В отличие от итальянских мелодий, которые есть субстанция невесомая, эфирная и анализу не поддающаяся (не только психо-, но и музыковедческому), немецкий симфонизм серьезен, основателен и увесист, как шеститомник Шопенгауэра. Это вам не арии Россини, это запросто так не споешь. Вы пробовали петь симфонии Малера? Вот то-то и оно…

В общем, реформировали немецкие композиторы оперу до полной неузнаваемости. И что вы думаете? Добились-таки своего: новые оперы вскоре совершенно перестали пользоваться спросом и сделались никому не нужны. И теперь уже не театры платят композиторам за право постановки, а композиторы театрам. Платят, разумеется, не из своих денег (откуда им взяться?), а обивают пороги благотворительных фондов, между прочим, преимущественно немецких.

Так что справедливость восторжествовала.

Ушлые итальянцы все равно не пропали: набравшись от немцев симфонизма, начали промышлять аранжировками своих песенок – говорят, тоже очень неплохой бизнес. Но это, конечно, уже не то. Дурачки они все-таки, верхогляды. Им бы взять да и наполнить мелодизмом… симфонию! В порядке симметричного ответа. Вот тут-то бы все и ахнули! Конечно, музыковеды бы разворчались: мол, что это такое, превращение серьезного интеллектуального жанра в какую-то попсу! Зато публике такое в самый раз. Глядишь, и распогодилось бы на современном музыкально-академическом небосклоне.

Но итальянцы почему-то до этого не додумались…

Комментарии

Ваш комментарий

(будет виден только администрации сайта, можно не указывать)